Из донесений разведки
«Касательно вербовки добровольцев для посылки в Германию _____ сказал, что этим занимаются РИЕКИ, РАНТАКИРИ (фамилия написана с исправлением от руки. - Ред.) и ААЛТОНЕН (пом нач. политполиции). БОРН ему говорил, что добровольцы едут без заграничных паспортов, и, когда он узнал об этом, то позвонил ВИТИНГУ и потребовал, чтобы отъезд оформлялся как следует, на что ВИТИНГ ответил, какой ты формалист, но эти формальности излишни и делаться не будут, тогда_____ обозвал его «квислингом» и они поссорились».
Фрагмент шифровки в Центр от советской резидентуры в Хельсинки, 28.05.1941 г.
Загадочный «____» в бане
Эта развединформация посвящалась вообще-то важнейшему вопросу. Финская война позади, но еще никто не знает, что до начала Отечественной - меньше месяца. Вроде бы фраза из анекдота - «горячие финские парни», но в тогдашней Финляндии хватало молодых озлобленных парней, готовых поквитаться с Советами. С чего это они вдруг потянулись в Германию? Почему финские чиновники сознательно упростили процедуру выезда?
Загадочный «источник» нашей разведки, обозначенный в документе как «_____», получил информацию по всем законам детективного жанра - в бане. Ну, любят финны сауну! И «_____», как сказано в документе, оказался среди приглашенных президентом Финляндии Рюти «в баню президентского дворца» попариться в компании министров и депутатов.
Но мы этот документ приводим еще и по другой причине. В нашей рубрике часто цитируются материалы предвоенной советской разведки. В данном случае решили Москву проинформировать даже о таких, казалось бы, второстепенных подробностях, как баня, переругивания в ней. Да, с одной стороны, - показатель эксклюзивности. С другой - а нужны ли Центру такие детали? Кто это решал? Почему в служебных бумагах иногда имена набирались заглавными буквами, а иногда нет? Допускались ли рукописные исправления в тексте? Почему среди документов, рассекреченных СВР, есть написанные от руки? В каких случаях назывался псевдоним агента, а в каких ставился прочерк?
В общем - поговорим о правилах тогдашнего (да и последующего) делопроизводства в разведке.
Письмо товарищу Владимиру
Традиционно донесения из резидентур выглядели так.
В шапке указывалось кодовое имя адресата. Например - «тов. Владимиру», «тов. Петрову». Реально это означало конкретного руководителя того или иного подразделения. «Тов. Владимиру» (говорим условно), значит, письмо адресовано вообще главе НКВД. «Тов. Петрову» - начальнику ИНО (разведки). Причем даже в резидентуре не все могли быть в курсе, что означает какое-нибудь уведомление «тов. Николаю» - адресовано донесение человеку, отвечающему за внешнюю контрразведку или же за нелегальную агентуру? Каждый знает только то, что ему положено - принцип конспирации. Кто есть кто - это знают в Центре. там, получив почту, направят ее соответствующему адресату.
После имени адресата шел заголовок, раскрывающий тему. К примеру, слово «Смена» могло означать разработку и вербовку студенческой молодежи. «Лабиринт» - материалы о разведывательном сообществе страны... Разработки конкретных политических деятелей или сотрудников госаппарата также имели свои кодовые обозначения.
В резидентуре и в центре
В резидентуре последнее слово, кому и за чьей подписью направлять материал, принадлежало резиденту. Наиболее важные документы шли за его оперативным псевдонимом. Оперработники также могли подписывать документы своими кличками - но менее значимые.
Метод доставки? По-разному. Например, иногда из резидентуры почта шла в фотокопиях на непроявленной пленке в специальных контейнерах. Ее проявляли в Центре, после чего документы перепечатывали и регистрировали как «входящие» из резидентур. Имена заглавными буквами - это традиция уже «центровских» машинисток. Впрочем, она соблюдалась не всегда.
Затем - обычная схема служебного делопроизводства: регистрация, резолюции, отметки об исполнении. В конце пути - приобщение исполненного документа к делу с указанием в журналах регистрации номера дела, тома, страницы.
Исправления от руки допускались, но они в каждом случае должны были визироваться подписью редактирующего лица.
Рукописные материалы - редкость. Значит, речь шла о чем-то очень щепетильном. В таких случаях иногда донесение действительно писалось от руки и отправлялось из резидентуры в запечатанном двойном конверте с особо доверенным человеком. Несанкционированное вскрытие конверта легко определялось и было чревато для курьера последствиями.
Другое дело, что среди обнародованных СВР материалов встречаются еще и черновики. Естественно, не первоначальных материалов из резидентур (здесь черновики немедленно уничтожались), а неких сводных, подготовленных офицерами Центра документов для руководства. Такие бумаги действительно иногда могли сохраняться. Они хранились в специальной папке. Любой другой неуничтоженный черновик рассматривался как незарегистрированная бумага с секретной информацией - тягчайшее должностное преступление!
Уничтожались черновики путем сжигания, при этом регистрировалось все - какой документ, кем подготовлен, дата уничтожения, количество страниц, кто при сжигании присутствовал.
И тогда, и потом, после того как отпадала оперативная необходимость хранить дело в отделе, оно сдавалось в архив. Это была долгая процедура со сверкой всех страниц, всех отметок, входящих-исходящих. Я лично (как и другие мои товарищи) сдавал материалы печально известному (впоследствии) перебежчику В. Митрохину. Он, естественно, «слил» англичанам все тонкости нашего служебного делопроизводства.
Сколько чего писать
Объем донесения резидентура не ограничивала (думаю, и теперь не ограничивает: оперработник пишет все, что он сумел добыть, мелочей нет, в Центре разберутся). Уже в Центре с прибывшими материалами работали начальники оперативных подразделений (по странам - линейные отделы или по функциям - отделы, отвечающие за нелегалов, эмигрантов, опертехнику и т.д.). Они обобщали и анализировали стекающуюся информацию и готовили документы лично для доклада руководству. Они же при необходимости уточняли степень важности документа (первоначально ее устанавливал опер). Прочерки в документах делались для усиления конспирации источника. Его псевдоним вписывал начальник подразделения лично перед докладом или отправкой документа. Уходить ли материалу наверх - это уже решал руководитель НКВД (потом председатель КГБ). Под самой бумагой теперь стояла его подпись, но, естественно, перед подписанием документ еще раз правился самим главой ведомства или его помощниками.
Сталину документы с грифом «Секретно» не докладывались. Только - «Совершенно секретно».