Может ли генсек ссориться с редактором?
- Так совпало, что из Москвы тогда же уезжал Богуш Хнеупек, собкор «Братиславской правды» (потом - многолетний министр иностранных дел Чехословакии). Мы друг друга знали, встретились. Хнеупек объяснил, почему уезжает, - и я, если честно, обалдел. Его попросил вернуться домой Первый секретарь ЦК компартии Словакии Александр Дубчек - так я впервые эту фамилию услышал. У Дубчека возникли разногласия с главным редактором «Братиславской правды» Клокачем - речь шла о перспективах Словакии. И Первый секретарь - нет чтобы снять непокорного подчиненного, нет чтобы его «стереть в порошок», - решил создать альтернативный печатный орган ЦК КПС и своего друга Хнеупека звал главным редактором. Два этих издания должны были дискутировать между собой.
Диалог - не ошибка!
- Скажу вещь, которая сегодня, возможно, прозвучит немодно, но принципиальна для понимания и того времени, и личности Дубчека. Он был настоящим коммунистом. Не большевиком! Большевик - это человек, считающий, что его точка зрения единственно верная; что кто не с нами, тот против нас, а кто против нас - тот враг, а если враг не сдается, его уничтожают - и т. д. Дубчек же был человеком искренне коммунистических убеждений и одновременно - таким же убежденным демократом. Он не просто допускал оппозицию, он считал, что оппозиция необходима. «Понимаешь, - объяснял мне как-то, - я ведь не святой. На моем посту последствия ошибки окажутся вдвойне печальными. Потому необходимо выслушать людей с другой точкой зрения! Они тоже могут ошибаться, но без диалога нельзя выйти на истину. Ошибка - не диалог, ошибка - если без диалога та или другая сторона берет верх».
«Пан или пропал!»
- Личное знакомство тоже оказалось необычным. Через пару месяцев Дубчек со своей командой из Братиславы приехал на какое-то мероприятие в Прагу. И после совещания в холле гостиницы (в Чехословакии это принято) они собрались на... Нельзя сказать «на пьянку», в стране много не пили (разве что иногда пивом набирались), так - вино, орешки... Хнеупек представил меня Дубчеку. Дубчек неожиданно чуть ли не силой меня усаживает рядом с собой - и начинает люто нести на Новотного, тогдашнего Первого секретаря КПЧ и президента Чехословакии. Мне слегка не по себе. Да, Дубчек - крупная величина, лидер Словакии, но Новотный - глава всей Чехословакии. А я вообще иностранец. Провокация? Пытаюсь объясниться, встать - он: «Сиди! Слушай!»
Дело не только в том, что Новотный был такой нехороший и реакционный, а Дубчек - славный и прогрессивный. Между Чехией и Словакией назревали свои проблемы. Издавна Словакия воспринималась чуть ли не как аграрно-сырьевой придаток индустриальной Чехии. Между тем в Словакии уже сформировалась своя элита, которой такое положение не нравилось. Добавьте традиционное для чехов подтрунивание над словаками, личные качества Новотного - это был классический партфункционер старой выучки.
Все можно было списать на местные трения. Но проходит неполных три года. Январь 1968 года. Помню, в Чехословакию приехал Отто Лацис, мы ужинали в гостиничном ресторане. Гостиница эта не была «цековской», но там традиционно останавливались командировочные партаппаратчики.
И вот за соседним столиком вижу Дубчека, он ужинает со словацким секретарем по идеологии. Закончили, проходят мимо, Дубчек делает знак: «Выйди!» Выхожу. Он: «Завтра - пан или пропал!»
Я понял, в чем дело. «Завтра» был январский Пленум ЦК КПЧ. Дубчек на нем выступил и высказал все, о чем говорил мне тогда при первой встрече (разве что в более дипломатичных выражениях). Новотного освободили от функций «Первого», во главе ЦК стал Дубчек, и, по сути, с этого началась Пражская весна. Но есть деталь, про которую уже не помнят. Пленум не был полностью январским. Заседания начались в декабре, и Дубчек успел заявить свою позицию - а далее пленум прервали на рождественские каникулы. Все время участников пленума обрабатывали против «смутьяна».
И здесь - два важных момента. Первый - мужество Дубчека: он совсем не был уверен в успехе. Но все равно: «пан или пропал». И второе: члены ЦК его поддержали. Значит, точку зрения Дубчека разделяло большинство.
Что было и чего не было
- Вы - очевидец Пражской весны. Что там происходило такого, после чего понадобилось вводить советские танки?
- Введение танков - кретинизм, но про это особо. А вопрос ваш поставлю так: что было и чего не было из того, что вменялось чешскому руководству в вину. Так вот - заявляю ответственно, как человек, который тогда постоянно общался с ним, - не было желания выйти из СЭВ (звучали лишь предложения о некоторой реорганизации). Не было планов выхода из Варшавского договора. То есть - главных обвинений, выдвинутых против Дубчека и его соратников.
Теперь о том, что было. Прежде всего «весне» предшествовала попытка экономических реформ: мягких, косыгинского толка. Я писал про них материалы под рубрикой «Опыт друзей» - и статьи шли «на ура». При этом, поверьте, в соседней Венгрии Янош Кадар без лишнего шума такие же реформы проводил и шире, и глубже.
Но экономические реформы всегда идут рука об руку с реформами общественными, политическими. Последовала отмена цензуры - и она совпала с очень своеобразным процессом...
«Образец для нас - советский ресторан»
- Чехи после войны невероятно симпатизировали СССР. Давнее поверье: свобода от немецкого ига придет, когда казацкий конь омочит копыто во Влтаве - и вот в 45-м Прагу освобождает маршал по фамилии Конев. Восхищение всем советским доходило до глупостей. Пражский кабачок, из тех, что воспеты еще в «Швейке», - уникальная ресторанная культура, а на стене призыв - «Образец для нас - советский ресторан!». Я вспоминал родные «тошниловки» и краснел. Фабрика «Кохинор» делала лучшие карандаши в мире, но «советский карандаш - наш образец!». После ХХ съезда нравы стали мягче, чехи поехали к нам учиться, просто туристами - и с интересом выясняли, что не все в СССР так идеально. Маятник качнулся в другую сторону. Но советские флаги по-прежнему вывешивались по каждому поводу, советский гимн по радио звучал перед чехословацким. Дураки расшибали лбы в молитвах. Праздник виноделов, карнавал, колонна в шутовских костюмах несет советский флаг. Я - местному начальнику: «Вам не кажется, что флаг здесь как-то не к месту?» В ответ: «Но положено, чтобы он был!»
Где-то в 1966-м произошел неприятный инцидент: несколько студентов сожгли советский флаг. Не политика, скорее, дурацкая бравада. У меня был разговор в посольстве: «Хочу сделать материал. Похоже, людей перекормили «демьяновой ухой». Надо разобраться». «Ни в коем случае! Это мелкое хулиганство, не способное испортить чешско-советских отношений. Мы в Москву даже не сообщали».
Когда отменили цензуру, накопившееся раздражение хлестнуло через край. Недавнее официальное преклонение перед СССР стало поводом для зубоскальства. Естественно, в газетах пошли материалы про советские недостатки - в основном справедливые, хотя нередко резкие по тону: столько молчали, давайте лягнем «старшего брата»! Но газеты-то уже свободны! Самая хлесткая публикация в каких-нибудь «Литерарных новинах» (чешской «Литгазете») отражала лишь точку зрения этих «Новин» - не более. А наш тогдашний посол в Чехословакии (фамилию называть не хочу, он уже умер и не может возразить) таких вещей не понимал. Как это - свободная газета? И в Москву потоком полетели панические сообщения: в Праге с разрешения руководства страны творится черт знает что...
А войска там не стояли...
- Я считаю, что есть два фактора, предопределившие ввод войск в Чехословакию. Первый: действия посла, всячески пугавшего Кремль. Второй: позиция военных. Именно в силу традиционной симпатии чехов к СССР там не стояли наши войска. В Германии стояли, в Польше, в Венгрии - а в Чехословакии нет. Армию волновало, что «чешский коридор» остается открытым. И генералы объективно были заинтересованы в раздувании истерии: в Чехословакии возникает угроза социализму.
- Но почему было умному и дипломатичному Дубчеку не договориться о том, чтобы войска вошли, спокойно стали на границах -
а во внутренние дела не лезли?
- А ему и в голову не приходило, что происходящее так раздражает Москву! В мае 1968‑го в Чехословакии был Косыгин - вроде бы никакого возмущения не выказывал. Брежнев как-то подколол Дубчека: «Вы строите социализм с человеческим лицом, а у нас, по-твоему, какой?» - но сказано было без злости, Дубчек отшутился. Вообще (документы сейчас открыты) Косыгин и Брежнев были против ввода войск. Но на них давили «ястребы» - Андропов, переживший Венгрию 1956 года, Суслов, «лобби» ВПК.
- Вы вспомнили Венгрию. Там оппозиция действительно начала расправляться с местными чекистами, партработниками. А в Чехословакии были реальные провоцирующие действия?
- Что считать провокацией? Появляется ехидная заметка: в Москве - вот дураки! - машины улицы моют в дождь. Меня зовут на телевидение. Объясняю: в Москве огромное строительство, мощными струями смывает грязь, а в дождь - чтобы пыль не поднималась столбом. И вообще мытье московских и пражских улиц - разные процессы: в Праге улички узенькие, у вас их окропляют чем-то вроде душа... Все, вопрос закрыт. А посольство отправляет шифровку: прошла очередная телепередача с издевательствами над советским образом жизни. Сами понимаете, как преподносились высказывания о демократизации, о «социализме с человеческим лицом». Что помимо этого? Внутри партии была критика Дубчека: дескать, слишком мягкотел в продвижении им же провозглашенных реформ. Но что-то реальное... Нет, не припоминаю.
Одно к одному
- Буквально за три дня до ввода войск в Чехословакию прилетел с официальным визитом, кажется, Чаушеску. Все понимали, что так он демонстрировал нам в укор солидарность с перестройкой в Чехословакии. (Свою поддержку выказывал и Тито.) Я был приглашен на прием. После приема Дубчек минут сорок не отпускал меня, зазвал в зал, где были члены правительства и партруководство: «Владлен, почему ваши мне не доверяют?» Видимо, пытался выяснить: известно ли мне что-нибудь по неофициальным каналам о предстоящем вторжении? Теперь понимаю: Дубчек осознавал его неизбежность, не знал лишь, когда именно... Очень уж он был нервный в эти дни. Зато, думаю, наверняка знал генерал Дзур, министр обороны - ведь через него решалось, окажет ли армия сопротивление. У Дзура был вид человека, уже смирившегося: «Присоединяйся, Владлен, будем пить вино, петь песни...»
Незадолго до того я действительно летал в Москву. Три собкора - я, Василий Журавский из «Правды» и Саша Дидусенко из «Труда» - договорились: надо срочно выходить на свое руководство и разъяснять: посольство неправильно информирует, нагнетает обстановку, никакой контрреволюции в Чехословакии нет. Договорились, что «по начальству» пойду я. Увы, в лучшем случае меня вежливо выслушивали. Зимянин из «Правды» отрезал: «Мы сами знаем, что там происходит».
- Фотокор, после ввода войск снимавший в Москве переговоры Брежнева с Дубчеком, говорил мне, что на лбу у Дубчека была ссадина. Тут же пошли разговоры: то ли наши десантники приложили, то ли кто-то из соратников - за то, что сдал страну русским.
- Нет, все проще. В Москве в гостиничном номере поскользнулся в ванной, ударился о кран. Потом усмехался горько: надо же, все одно к одному. Мне этот факт подтвердил один из членов делегации, он в тот момент говорил с Дубчеком, стоя на пороге ванной.
Взгляд из 2006-го
Владлен Михайлович Кривошеев после «пражских событий» вернулся в Москву. Но писать «что требовалось», как объясняет, уже не мог и из «Известий» ушел. Некоторое время ходил без работы, потом выручило знание чешского - дальше отдельный жизненный сюжет. Сейчас - ученый-экономист, кандидат наук. Советское вторжение в Чехословакию считает идиотским шагом, поссорившим народы. Хотя подчеркивает - после того как современная Прага поддержала американские бомбежки Югославии, чехи не вправе попрекать нас 1968 годом. Что ни говорите - мы вас не бомбили. А вы приложили руку к тому, чтобы на чужой земле пролилась кровь.
- С Дубчеком мы встретились уже после перестройки. Нет, разговор был хороший, но сам Дубчек сильно изменился. Годы ссылки даром не прошли, что-то в нем надломилось. Чехи относились к нему не как к действующему политику, а как к символу, не более... Должность председателя Федерального собрания была сугубо декоративной. В Словакии его позиции были крепче, он мог стать ее первым президентом, но - автокатастрофа...
Из досье «Аргументов неделi»
Александр Дубчек (1921-1992) - первый секретарь ЦК КПЧ (с 5 января до 21 августа 1968 г.). Родился в семье словацкого коммуниста. В 1925 г. семья переехала в СССР (с тех пор свободно говорил по-русски). В 1938-м Дубчеки вернулись в Чехословакию. Отец был арестован местным пронацистским режимом, Александр был слесарем, кузнецом, работал в антифашистском подполье. Участник Словацкого восстания, дважды ранен. С 1951 г. - в аппарате ЦК компартии Словакии, далее - на партийной работе. В начале 1968 г. на январском Пленуме ЦК КПЧ избран первым секретарем компартии Чехословакии. С именем Дубчека связаны попытки проведения в Чехословакии экономических реформ, время гласности, мечтаний о «социализме с человеческим лицом» - явление, получившее название Пражская весна.
Пражская весна закончилась в ночь с 20 на 21 августа 1968 г., когда на территорию Чехословакии вошли войска Варшавского договора (основу составляли советские части). Руководство КПЧ во главе с А. Дубчеком вывезли в СССР «для беседы», после чего он был отстранен от руководства партией и страной. Дубчека отправили послом в Турцию, через два года исключили из партии и фактически сослали в Словакию, где он работал в лесничестве (последняя должность - слесарь-механизатор). В годы перестройки вновь востребован чехословацким обществом, после «бархатной революции» 1989 г. избран главой Федерального собрания, но в сентябре 1992 г. попал в тяжелейшую автоаварию, от последствий которой через два месяца умер.