В Центральном выставочном зале столицы открылась персональная выставка народного художника России Василия Нестеренко. Глубокое убеждение публики, что в России проживает только один художник, способный что-то изобразить на полотне – то есть Илья Глазунов, – должно наконец поколебаться!
Василию Нестеренко, круглому отличнику, выпускнику Суриковского института, ставшему народным художником в 37 лет, подвластны все жанры живописи. Религиозные, исторические темы, пейзаж, портрет, натюрморт – все в ассортименте. Биография художника представляет из себя победную реляцию, список триумфов: сплошные выставки, альбомы и умопомрачительные заказы – вроде росписи храма Христа Спасителя.
Вспоминаешь какого-нибудь Александра Иванова, который в позапрошлом веке лет двадцать бился над картиной «Явление Христа народу» и горько жалеешь несчастного художника, поспешившего родиться и не заставшего, увы, нынешнего правительства Москвы. А Василию Нестеренко повезло куда больше, поэтому за время, которое мучился Иванов, он успел изобразить всю жизнь Спасителя, от Рождения до Воскресения, да еще написать сотни полотен вроде «Клятва князя Пожарского» и «Василий Лановой в роли Бернарда Шоу».
В судьбе художника была очевидная развилка – когда в начале 90-х годов он попал на стажировку в Америку и много выставлялся в Нью-Йорке и прочих цитаделях порока. Однако правительство Москвы вовремя заметило опасные колебания мастера и с некоторых пор Нестеренко прочно осел на родине.
То, что Нестеренко – трудолюбивый профессионал, совершенно бесспорно. Но это художник, начисто лишенный хоть какого-то своеобразия. Нестеренко – идеальный исполнитель заказа, возлюбленный художник новых начальников России. Не самых высоких, ибо те явно эстеты и втихомолку, подозреваю, коллекционируют русский авангард. Нет, Василия Нестеренко любят конкретные начальники, для которых Рим и Венеция – унылые старенькие провинциальные города, требующие ремонта. Те начальники, которые, засучив рукава, курочат сейчас исторические центры несовременных, по их мнению, русских городов, мечтая всюду впендюрить стеклянные небоскребы и облитые гранитом бункеры для богатых.
Для этих начальников Илья Глазунов уже не подходит. Все-таки Глазунова можно без труда опознать по малейшему фрагменту. Вытаращенные глаза его героев, кричащие краски, чрезмерная пафосность композиции выдают какую-то тревожную индивидуальность. Своеобразную богатырскую фальшь могучей натуры, еще сорок лет назад ставшей поп-звездой от живописи. А индивидуальность Василия Нестеренко не выдает ничто. Если в молодости, когда художник смиренно писал «Первый снег» да «Последние листья» он был, по крайней мере, прилежным подражателем русской школы пейзажной живописи, то теперь все забито-заколочено буквальным исполнением Заказа.
Живопись Нестеренко – это нечто среднеарифметическое от живописи прошлого, приглаженной и «отгламуренной». Стройные ангелы с правильными чертами лика снабжены нежно-гладкими, перышко к перышку, крыльями. Мария в любых обстоятельствах жизни складывает ручки-ножки в почти балетной позиции и скромно опускает глазки. И сам красавец Спаситель, похоже, позирует модному фотографу.
Поразительно отсутствуют в этой живописи та деликатность сердца, те робость и скромность, что всегда отличали русскую живопись. К духовным темам и сюжетам подходили – всегда с трепетом.
И это настоящая беда нашего времени – внешняя красивость без настоящей красоты. Искусная подделка под духовность, безблагодатные, мертвые формы того, что было когда-то живо. Изображать хорошеньких балетных танцоров среди пальмочек и елочек на фоне лазури – это не духовная живопись, а живописная пошлость.
Исторические полотна Нестеренко безнадежно подражательны. А за слащавую «Девушку с фиалками» и тому подобный инвалидный китч Василия Нестеренко хочется подвергнуть каким-нибудь полезным для художника гонениям и мукам.
Лишь один раз в его живописи промелькнул, на мой взгляд, легкий призрак живого чувства. В картине «Непокоренный» (именно она изображена на рекламном плакате выставки в Манеже). Выражение лица свирепого ветерана в самом деле передает состояние многих советских людей, ставших «бывшими», но не смирившихся с этой жалкой участью. Видимо, эту картину художник писал не по заказу...
Итак, с одной стороны, у нас беснуется «современное искусство», которое отрицает профессионализм и талант и не признает ответственности перед обществом. Полвека это «искусство» развешивает на своих инсталляциях все те же тряпочки и бутылочки под глубокомысленными заглавиями. На другом полюсе – заказная изобразительность для новых начальников.
А что-нибудь подлинное еще есть в России?
Вот показали нам недавно, как выглядит «русская выставка» в Париже (Гран-пале): шестнадцать огромных матрешек, жар-птица с крыльями в 10 метров и четыре бронзовых мушкетера из фильма Юнгвальда-Хилькевича – дело рук Зураба Церетели. Кто-то хихикает, а у меня смех давно кончился: мне стыдно. Я ненавижу тех, кто украл у талантливых русских людей право и возможность заявлять о себе и участвовать в сложении образа страны. И мы для Европы по-прежнему – безвкусная, бездарная страна варваров.
Я мечтаю о дне, когда все эти ловкачи – все эти Красновы, Глазуновы, Церетели и Нестеренко осядут на дно истории вместе с любящими их начальниками.
…И всплывет не то, что обыкновенно всплывает, – а честные талантливые люди, умеющие сочинять книги, петь песни и писать картины. Мечтать не вредно.